Два образа Святого Георгия в осетинской и абхазской мифологии

автор. Нугзар Антелава

В осетинской и абхазской мифологии важное место занимает культ христианских святых, что является результатом инфильтрации грузинской культуры в эти народы. Достоверно можно сказать, что со сказаниями о грузинских святых в частности, и о христианстве - в целом, они ознакомились посредством грузин, в чём нас, помимо идентичного характера веропредставлений, убеждает и анализ христианских терминов и идиоматических выражений. Вместе с тем, необходимо отметить, что в XIX-ом – начале XX-го века осетины и абхазцы настолько поверхностно были знакомы с исламом  (или вообще не были с ним знакомы), что магометанская часть этих народов даже праздновала некоторые христианские праздники. Можно сказать, что судьба христианства в осетинском и абхазском народе, как и в народах Северо-западного Кавказа, была однородной. Эта однородность получила свое отражение и в местных культах Святого Георгия.

Святой Георгий - у осетин (Уастырджи – ирон. диал.; Уаскерг, Уасгерг – дигор. диал.), - у абхазцев (А-ерг < мингр. Ерге) - являлся самым популярным божеством. Он был покровителем мужчин (осетин. Лагти Дзуар – «Бог мужчин», так его называли женщины, которым запрещалось вслух произносить имя Уастырджи), путешественников, воинов, неимущих и больных, а также посредником между высшими силами и людьми. Кроме того, Уастырджи и, особенно Аерг - носители широких аграрных функций (абх. Айтар < мингр. Антар < гр.-рим. Antarius – «возвышенный», «предводитель» - эпитеты Св. Георгия), были семидольными божествами (ср. осетинское семидольное божество – Авд Дзуар – «семь божеств», мингр. Шквитули – «седмица», молитва семи божествам). Уастырджи и Аерг являются популярными персонажами осетинской и абхазской версий нартского эпоса. Помимо того, что они дружат и покровительствуют нартам, еще и приходятся им родственниками. Уастырджи является биологическим отцом (genitor) центрального персонажа эпоса – Сатаны (Шатана), а главный герой абхазской редакции – Сасрыква женат на дочери Аергов. Такая популярность Уастырджи и Аерга и обусловила тот факт, что в Осетии и Абхазии большая часть самых известных святых  мест связана с их именами.

По осетинскому и абхазскому народному представлению, иконографический образ Уастырджи и Аерга максимально приближен к христианской иконографии Св. Георгия: они изображены в белой бурке, верхом на белом коне. Видимо, противоположными образами этих божеств являются божества-покровители грабежей и разбоев – осетин. Саубараг («черный всадник») и известный в абжуйской Абхазии Эйриг-аацных (икона Св. Георгия в с. Аацы), а также существующий в бзыбской Абхазии Чургур-ных (икона Св. Георгия, расположенная вблизи р. Чургури в с. Джирхва), облаченные в черные бурки, верхом на черных скакунах. Абхазские воры и грабители именно этим божествам жертвовали наворованное и награбленное, а также шкуры животных. На имя Саубарага молились и совершали жертвоприношения в роще вблизи с. Бизи Алагирского ущелья (Саубараджи Дзуар).

Очевидно, что в основу представлений о «черном всаднике» легли существующие представления о белом Георгии, как о божестве-покровителе мужчин с воинственной природой. В Абхазии и Осетии времен позднего средневековья мужественность предполагала и умение грабить и воровать (ср. взгляды мингрелов на угон лошадей). В Осетии и Абхазии того периода значительная часть доходов приходилась именно на грабежи и разбои, что получило своё отражение в нартском эпосе, особенно в его осетинской версии. Хотя, основной хозяйственной деятельностью нартского общества и было скотоводство, но если бы не так называемые ближние или дальние разбойничьи походы - бальцы, целью которых был угон скота и лошадей, можно сказать, что нарты вымерли бы от голода.

Кроме всего вышесказанного, формированию у абхазцев представлений об Аерге, как о божестве-покровителе воров, способствовало распространившееся в Мингрелии верование о «воре-Георгии», согласно которому жертвенного быка на ноябрьский праздник в Илорийский и Моквский храмы вел сам Св. Георгий, что, со своей стороны, связано с древнейшими, уже трансформированными, представлениями о приходе зооморфного божества.